Бросаем пить или винные мемуары ;).
- Автор темы Bolivar
- Дата начала
Просто при потреблении алкоголя происходит выброс дофаминов , человек испытывает радость, короче, тот кайф, ради чего алкоголь и принимается, при регулярном и чрезмерном увлечении ( т.е. у алкоголиков) . Эндорфинов во время пьянки расходуется так много, что в трезвом состоянии, что бы вокруг не происходило, алкоголик просто не способен испытать настоящую радость или настоящее счастье. Гормонов радости нет! Они израсходованы, а новое выделение их заблокировано, так как организм уже привык, что вырабатываться они должны только при условия наличия алкоголя в крови. Потому так часто, завязавшие или закодированные ( не важно сам человек над собой поработал или кто-то еще оказал влияние) и кидаются на всех, находятся в таком угнетенном состоянии что с ними рядом просто невозможно находится ( иногда даже говорят - да лучше бб он опять пил))
Так что у автора цитаты есть научное обоснование нелюбви к человечеству..
А вообще считается в последнее время, что все-таки генетически уже предопределено и индивидуально по каждому и воздествие алкоголя ( радость или злоба) и последствия. Так что каждый решает для себя, умеет пить - пьет, нет - вот тут категоричное нельзя даже капли!
Так что у автора цитаты есть научное обоснование нелюбви к человечеству..
А вообще считается в последнее время, что все-таки генетически уже предопределено и индивидуально по каждому и воздествие алкоголя ( радость или злоба) и последствия. Так что каждый решает для себя, умеет пить - пьет, нет - вот тут категоричное нельзя даже капли!
Последнее редактирование:
МИХАИЛ ЗОЩЕНКО
ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ
Во время знаменитого крымского землетрясения жил в Ялте некто такой Снопков.
Он — сапожник. Кустарь. Он держал в Ялте мастерскую. Не мастерскую, а такую каменную будку имел, такую небольшую халупку.
И он работал со своим приятелем на пару. Они оба-два приезжие были. И производили починку обуви как местному населению, так и курсовым гражданам.
И они жили определённо не худо. Зимой, безусловно, голодовали, но летом работы чересчур хватало. Другой раз даже выпить было некогда. Ну, выпить-то, наверное, времени хватало. Чего-чего другого...
Так и тут. Перед самым, значит, землетрясением, а именно, кажется, в пятницу одиннадцатого сентября, сапожник Иван Яковлевич Снопков, не дождавшись субботы, выкушал полторы бутылки русской горькой.
Тем более он закончил работу. И тем более было у него две бутылки запасено. Так что чего же особенно ждать? Он взял и выкушал. Тем более он ещё не знал, что будет землетрясение.
И вот выпил человек полторы бутылки горькой, немножко, конечно, поколбасился на улице, спел чего-то там такое и назад к дому вернулся.
Он вернулся к дому назад, лёг во дворе и заснул, не дождавшись землетрясения.
А он, выпивши, обязательно во дворе ложился. Он под крышей не любил в пьяном виде спать. Ему нехорошо было под потолком. Душно. Его мутило. И он завсегда чистое небо себе требовал.
Так и тут. Одиннадцатого сентября, в аккурат перед самым землетрясением, Иван Савельевич Снопков набрался горькой, сильно захмелел и заснул под самым кипарисом во дворе.
Вот он спит, видит разные интересные сны, а тут параллельно с этим происходит знаменитое крымское землетрясение. Домишки колышутся, земля гудит и трясётся, а Снопков спит себе без задних ног и знать ничего не хочет.
А что до его приятеля, так его приятель с первого удара дал тигаля и расположился в городском саду, боясь, чтоб его камнем не убило.
Только рано утром, часов, может, около шести, продрал свои очи наш Снопков. Проснулся наш Снопков под кипарисом и, значит, свой родной двор нипочём не узнаёт. Тем более ихнюю каменную будку свалило, а стена расползлась, и забор набок рухнул. Только что кипарис тот же, а всё остальное признать довольно затруднительно.
Продрал свои очи наш Снопков и думает:
«Мать честная, куда ж это меня занесло? Неужели,— думает,— я в пьяном виде вчерась ещё куда-нибудь зашёл? Ишь ты, кругом какое разрозненное хозяйство! Только не понять — чьё. Нет,— думает,— нехорошо так в дым напиваться. Алкоголь,— думает,— чересчур вредный напиток, ни черта в памяти не остаётся».
И так ему на душе неловко стало, неинтересно.
«Эва,— думает,— забрёл куда. Ещё спасибо,— думает,— во дворе прилёг, а нуте на улице: мотор может меня раздавить, или собака может чего-нибудь такое отгрызть. Надо,— думает,— полегче пить или вовсе бросить».
Стало ему нехорошо от этих мыслей, загорюнился он, вынул из кармана остальные полбутылки и тут же от полного огорчения выкушал.
Выкушал Снопков жидкость и обратно захмелел. Тем более он не жрал давно, и тем более голова была ослабши с похмелюги.
Вот захмелел наш Снопков, встал на свои ножки и пошёл себе на улицу.
Идёт он по улице и с пьяных глаз нипочем улицу не узнаёт. Тем более после землетрясения народ стаями ходит. И все на улице, никого дома. И все не в своём виде, полуодетые, с перинами и матрацами.
Вот Снопков ходит себе по улице, и душа у него холодеет.
«Господи,— думает,— семь-восемь, куда же это я, в какую дыру зашёл? Или, думает, я в Батум на пароходе приехал? Или, может, меня в Турцию занесло? Эвон народ ходит раздевшись, всё равно как в тропиках».
Идёт, пьяный, и прямо чуть не рыдает.
Вышел на шоссе и пошёл себе, ничего не признавая.
Шёл, шёл и от переутомления и от сильного алкоголя свалился у шоссе и заснул как убитый.
Только просыпается — темно, вечер. Над головой звёзды сверкают. И прохладно. А почему прохладно — он лежит при дороге раздетый и разутый. Только в одних подштанниках.
Лежит он при дороге, совершенно обобранный, и думает:
«Господи,— думает,— семь-восемь, где же это я обратно лежу?»
Тут действительно испугался Снопков, вскочил на свои босые ножки и пошёл по дороге.
Только прошёл он сгоряча верст, может, десять и присел на камушек.
Он присел на камушек и загорюнился. Местности он не узнает, и мыслей он никаких подвести не может. И душа и тело у него холодеют. И жрать чрезвычайно хочется.
Только под утро Иван Яковлевич Снопков узнал, как и чего. Он у прохожего спросил.
Прохожий ему говорит:
— А ты чего тут, для примеру, в кальсонах ходишь?
Снопков говорит:
— Прямо и сам не понимаю. Скажите, будьте любезны, где я нахожусь?
Ну, разговорились. Прохожий говорит:
— Так что до Ялты вёрст, может, тридцать будет. Эва куда ты зашёл!
Ну, рассказал ему прохожий насчёт землетрясения, и чего где разрушило, и где ещё разрушается.
Очень Снопков огорчился, что землетрясение идёт, и заспешил в Ялту.
Так через всю Ялту и прошёл он в своих кальсонах. Хотя, впрочем, никто не удивился по случаю землетрясения. Да, впрочем, и так никто бы не поразился.
После подсчитал Снопков свои убытки: упёрли порядочно. Наличные деньги — шестьдесят целковых, пиджак — рублей восемь, штаны — рубля полтора и сандалии почти что новенькие. Так что набежало рублей до ста, не считая пострадавшей будки.
Теперь И. Я. Снопков собрался ехать в Харьков. Он хочет полечиться от алкоголя. А то выходит себе дороже.
Чего хочет автор сказать этим художественным произведением?
Этим произведением автор энергично выступает против пьянства. Жало этой художественной сатиры направлено в аккурат против выпивки и алкоголя.
Автор хочет сказать, что выпивающие люди не только другие более нежные вещи — землетрясение и то могут проморгать.
Или как в одном плакате сказано: «Не пей! С пьяных глаз ты можешь обнять своего классового врага!»
И очень даже просто, товарищи.
ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ
Во время знаменитого крымского землетрясения жил в Ялте некто такой Снопков.
Он — сапожник. Кустарь. Он держал в Ялте мастерскую. Не мастерскую, а такую каменную будку имел, такую небольшую халупку.
И он работал со своим приятелем на пару. Они оба-два приезжие были. И производили починку обуви как местному населению, так и курсовым гражданам.
И они жили определённо не худо. Зимой, безусловно, голодовали, но летом работы чересчур хватало. Другой раз даже выпить было некогда. Ну, выпить-то, наверное, времени хватало. Чего-чего другого...
Так и тут. Перед самым, значит, землетрясением, а именно, кажется, в пятницу одиннадцатого сентября, сапожник Иван Яковлевич Снопков, не дождавшись субботы, выкушал полторы бутылки русской горькой.
Тем более он закончил работу. И тем более было у него две бутылки запасено. Так что чего же особенно ждать? Он взял и выкушал. Тем более он ещё не знал, что будет землетрясение.
И вот выпил человек полторы бутылки горькой, немножко, конечно, поколбасился на улице, спел чего-то там такое и назад к дому вернулся.
Он вернулся к дому назад, лёг во дворе и заснул, не дождавшись землетрясения.
А он, выпивши, обязательно во дворе ложился. Он под крышей не любил в пьяном виде спать. Ему нехорошо было под потолком. Душно. Его мутило. И он завсегда чистое небо себе требовал.
Так и тут. Одиннадцатого сентября, в аккурат перед самым землетрясением, Иван Савельевич Снопков набрался горькой, сильно захмелел и заснул под самым кипарисом во дворе.
Вот он спит, видит разные интересные сны, а тут параллельно с этим происходит знаменитое крымское землетрясение. Домишки колышутся, земля гудит и трясётся, а Снопков спит себе без задних ног и знать ничего не хочет.
А что до его приятеля, так его приятель с первого удара дал тигаля и расположился в городском саду, боясь, чтоб его камнем не убило.
Только рано утром, часов, может, около шести, продрал свои очи наш Снопков. Проснулся наш Снопков под кипарисом и, значит, свой родной двор нипочём не узнаёт. Тем более ихнюю каменную будку свалило, а стена расползлась, и забор набок рухнул. Только что кипарис тот же, а всё остальное признать довольно затруднительно.
Продрал свои очи наш Снопков и думает:
«Мать честная, куда ж это меня занесло? Неужели,— думает,— я в пьяном виде вчерась ещё куда-нибудь зашёл? Ишь ты, кругом какое разрозненное хозяйство! Только не понять — чьё. Нет,— думает,— нехорошо так в дым напиваться. Алкоголь,— думает,— чересчур вредный напиток, ни черта в памяти не остаётся».
И так ему на душе неловко стало, неинтересно.
«Эва,— думает,— забрёл куда. Ещё спасибо,— думает,— во дворе прилёг, а нуте на улице: мотор может меня раздавить, или собака может чего-нибудь такое отгрызть. Надо,— думает,— полегче пить или вовсе бросить».
Стало ему нехорошо от этих мыслей, загорюнился он, вынул из кармана остальные полбутылки и тут же от полного огорчения выкушал.
Выкушал Снопков жидкость и обратно захмелел. Тем более он не жрал давно, и тем более голова была ослабши с похмелюги.
Вот захмелел наш Снопков, встал на свои ножки и пошёл себе на улицу.
Идёт он по улице и с пьяных глаз нипочем улицу не узнаёт. Тем более после землетрясения народ стаями ходит. И все на улице, никого дома. И все не в своём виде, полуодетые, с перинами и матрацами.
Вот Снопков ходит себе по улице, и душа у него холодеет.
«Господи,— думает,— семь-восемь, куда же это я, в какую дыру зашёл? Или, думает, я в Батум на пароходе приехал? Или, может, меня в Турцию занесло? Эвон народ ходит раздевшись, всё равно как в тропиках».
Идёт, пьяный, и прямо чуть не рыдает.
Вышел на шоссе и пошёл себе, ничего не признавая.
Шёл, шёл и от переутомления и от сильного алкоголя свалился у шоссе и заснул как убитый.
Только просыпается — темно, вечер. Над головой звёзды сверкают. И прохладно. А почему прохладно — он лежит при дороге раздетый и разутый. Только в одних подштанниках.
Лежит он при дороге, совершенно обобранный, и думает:
«Господи,— думает,— семь-восемь, где же это я обратно лежу?»
Тут действительно испугался Снопков, вскочил на свои босые ножки и пошёл по дороге.
Только прошёл он сгоряча верст, может, десять и присел на камушек.
Он присел на камушек и загорюнился. Местности он не узнает, и мыслей он никаких подвести не может. И душа и тело у него холодеют. И жрать чрезвычайно хочется.
Только под утро Иван Яковлевич Снопков узнал, как и чего. Он у прохожего спросил.
Прохожий ему говорит:
— А ты чего тут, для примеру, в кальсонах ходишь?
Снопков говорит:
— Прямо и сам не понимаю. Скажите, будьте любезны, где я нахожусь?
Ну, разговорились. Прохожий говорит:
— Так что до Ялты вёрст, может, тридцать будет. Эва куда ты зашёл!
Ну, рассказал ему прохожий насчёт землетрясения, и чего где разрушило, и где ещё разрушается.
Очень Снопков огорчился, что землетрясение идёт, и заспешил в Ялту.
Так через всю Ялту и прошёл он в своих кальсонах. Хотя, впрочем, никто не удивился по случаю землетрясения. Да, впрочем, и так никто бы не поразился.
После подсчитал Снопков свои убытки: упёрли порядочно. Наличные деньги — шестьдесят целковых, пиджак — рублей восемь, штаны — рубля полтора и сандалии почти что новенькие. Так что набежало рублей до ста, не считая пострадавшей будки.
Теперь И. Я. Снопков собрался ехать в Харьков. Он хочет полечиться от алкоголя. А то выходит себе дороже.
Чего хочет автор сказать этим художественным произведением?
Этим произведением автор энергично выступает против пьянства. Жало этой художественной сатиры направлено в аккурат против выпивки и алкоголя.
Автор хочет сказать, что выпивающие люди не только другие более нежные вещи — землетрясение и то могут проморгать.
Или как в одном плакате сказано: «Не пей! С пьяных глаз ты можешь обнять своего классового врага!»
И очень даже просто, товарищи.
Кольцо сжимается-2...
Россиян оставят без самогона http://news.mail.ru/politics/11331213/?frommail=1
Теперь главное, чтобы такого с чачей не сотворили.
Россиян оставят без самогона http://news.mail.ru/politics/11331213/?frommail=1
Теперь главное, чтобы такого с чачей не сотворили.
OBRA, а у меня "Дед" лет в 45 бросил пить. А так как он курил, только когда выпьет, то и курить... Это еще в СССР было. Он и так-то не сильно много выпивал, по крайней мере пьяным я его никогда не видела) А тут шли приличной компанией мужчин с дня рождения, навеселе все, в метро, там их и повязали... в вытрезвитель. Видят, мужики солидные, бабла срубить решили доблестные милиционэры) На него это так подействовало - позора стерпеть не мог, совсем бросил...Выпивал по великим праздникам стаканчик сухого, ну или 100 г. коньяка - фсе!
Zveta, я и говорю, кто понемножку для настроения или по праздникам то и хорошо, но это все равно человек пусть мало, но употребляющий алкоголь. А кто бросает - это не пить совсем . Так же как и курить, если человек пусть редко, после рюмочки, по праздникам выкуривает 1-2 сигаретки назвать его совсем некурящим нельзя, малокурящий - да.